Многие любители охоты с лай­кой не придают значения ее чистопородности. Им все равно — какая бы ни была собака, лишь бы рабо­тала. По-видимому, они никогда не видели работу хорошей чистопород­ной лайки и не представляют разни­цы в стиле и манере поиска, а равно и в продуктивности охоты с кровной или беспородной собакой. Иначе бы они так не думали!

Охотничьи качества чистопородных лаек складывались на протяжении веков. Они стойко передаются по на­следству. Для породной лайки харак­терен энергичный, «звериный» поиск, слежка зверя и птицы на высоких аллюрах.

Если от вязки породной лайки с беспородной собакой отдельные щен­ки, возможно, и наследуют рабочие качества лайки, то уж последующим поколениям эти качества по наслед­ству, как правило, не передадутся. Беспородная лайка обычно обладает медлительным и коротким поиском, вялым гоном; охота с ней малопро­дуктивна.

Чистопородная лайка наделена от природы острым чутьем и широким поиском. Однако на первых порах охота с ней может оказаться малодо­бычливой. Ведь ее хозяин, особенно горожанин, охотится с ней мало, в лесу бывает редко, а когда бывает, то часто довольствуется пустыми угодьями. В таких условиях молодая лайка не в состоянии проявить свои наследственные задатки. Если же со­бака, хотя она и достигла физической зрелости, не отходит от охотника, путается в его ногах, не ищет, если ее не будоражат встречаемые запахи дичи,— не стоит тратить на нее вре­мя: хорошего работника из такого флегматика не получится. Поиск — это эталон рабочих качеств лайки.

Бывает, что охотник излишне груб с собакой, бьет ее. Такое обращение совершенно затормаживает охотничий инстинкт лайки, отбивает у нее стрем­ление искать, делает ее к охоте со­вершенно непригодной. Мне известно немало таких случаев.

Недавно я приобрел Чайку — по­родную лайку, которая еще щенком, в первый свой выход в лес, оказа­лась жертвой дикой жестокости ее владельца. Сам он щенка не воспи­тывал, а отправил его к отцу в де­ревню, куда наезжал охотиться. На первой же охоте он убил из-под мо­лодой собаки тетерева. Но когда хо­тел поднять птицу — Чайка схватила его за руку! За эту дерзость он избил ее и тем самым погасил в ней охот­ничий инстинкт. Теперь все, что было связано с охотой, вызывало у Чайки чувство страха. Ведь за что ее били, понять она не могла, так как защит­ная реакция всякой породной лай­ки — схватить за руку малознакомого человека — была естественной. С тех пор собака побывала у многих хозя­ев. На первой же пробе Чайки в лесу я убедился, что она совершенно ли­шена поиска. Обычно веселая и шу­страя, она понуро трусила рядом со мной, опустив голову. Порой она останавливалась, трусливо озираясь по сторонам. Ни ласковое поглажи­вание, ни подбадривание — ничто не могло вывести ее из подавленного состояния. А ведь Чайке было уже три года!

Постепенными, кропотливыми тре­нировками мне удалось восстановить охотничьи качества Чайки. Она ста­ла вполне пригодной для охоты. Но перевоспитать ее было нелегко.

Прежде всего я добился полного доверия Чайки, беспрекословного вы­полнения ею всех приемов обычной дрессировки. Я сам ее кормил, в свободное время играл с ней, гулял с ней на соседнем лугу. Здесь, играя, я направлял ее искать в хвощах и камышах ближайшего озерка. Поиск поощрял словами «хорошо» и лаком­ством — кусочком вареного мяса. По­том мы пошли с ней на озера, где держались утки. Вот первая цепочка озер. Чайка охотно пошла в поиск. Заслышав на другой стороне уток, она заметно оживилась, переплыла на тот берег и, подпрыгивая свечкой в зарослях болотных трав, подняла на крыло пару кряковых. Вновь одобрение: «хорошо, хорошо!» и по воз­вращении ко мне — лакомство. Сле­дующие два выхода также заканчи­вались встречей с утками. При таком нахаживании очень важно вовремя дать вкусопоощрение: ведь если та­кой момент будет упущен,— поощре­ние не достигнет цели.

Наконец, первый выезд с Чайкой в лес, с ружьем. Теперь Чайку не узнать. Она энергично ищет, вся во власти охотничьего инстинкта. Но ей еще немного страшно: ходит на не­больших кругах, часто меня прове­ряет. Вот она на больших махах, вы­соко подняв голову, скрывается в густой чаще леса. Вскоре там слышно хлопанье глухариных крыльев и за­дорный лай. Мне это была награда за долгий терпеливый труд. С каж­дым выходом в лес поиск Чайки становился шире, она проверяла ме­ня все реже и реже.

Некогда нанесенная Чайке психи­ческая травма подавила не только охотничий инстинкт, но и нарушила рефлекс хватки. При первых выхо­дах в луга она боялась закусить да­же найденного мышонка. Рефлекс хватки удалось восстановить позднее, на охоте по боровой дичи и белке.

Очевидно, следствием той же трав­мы был и еще один серьезный недо­статок Чайки. Встретив в поле не­знакомых людей, она бросалась на них так злобно, что становилось жут­ко не только незнакомцам, но и мне. Каждый раз ее приходилось отзы­вать свистком или командой «ко мне», успокаивать, корить: «нельзя, нельзя». Во время самой атаки команда «нельзя» на Чайку не действовала (возможно потому, что да­валась в повышенном тоне); по коман­де же «ко мне» у нее возникали ра­достные эмоции, рефлекс злобы по­давлялся и собака отбегала, не причинив неприятностей незнакомцу. В дальнейшем она на посторонних лю­дей перестала обращать внимание и ходить с ней стало безопасно.

Бывает, что собака перестает вдруг работать по какой-либо дичи. Скорей всего это вызвано тем, что владелец своим неправильным поведением или грубостью (которую сам мог и не заметить) погасил в собаке охотничий инстинкт к данному объекту охоты.

Лет тридцать тому назад мой Бой­ко славился в районе хорошими ра­бочими качествами. Некий горе-охот­ник, воспользовавшись моим отсут­ствием в поселке, задумал пойти с Бойком на охоту. Пес идти с чужим человеком, естественно, отказался. Как мне потом рассказывали очевид­цы, сей «охотник» холостым заря­дом выстрелил в Бойка в упор. После этого Бойко стал бояться не только ружья, но и всего, что было связано с охотой. Достаточно было мне взять в руки болотные сапоги, как Бойко в ужасе мчался на улицу, пря­тался в темный угол комнаты и его начинала бить нервная лихорадка. О совместной охоте с ним не могло быть и речи.

Вернуть работоспособность собаке помог выдающийся исследователь и практик дрессировки животных, по­койный Владимир Леонидович Дуров. Я воспользовался методом, описан­ным им в брошюре «Научная дрес­сировка промыслово-охотничьих со­бак». Он выправил континентальную легавую Ярда, а я по аналогии распространил его систему на лечение Бойка.

Путем постоянного общения с со­бакой, ласки, одобрения и вкусопоощрения, т. е. целого комплекса, на­правленного на создание у собаки радостных эмоций, мне удалось за­тормозить рефлекс страха и вернуть Бойко к охоте. Тренировались мы около трех месяцев в комнате, не торопясь, переходя от простого к сложному. Сначала я надевал домаш­ний костюм и болотные сапоги. Ког­да с сапогами он свыкся и перестал их бояться, я сменил обычный ко­стюм на охотничий. Но достаточно было взять ружье, как пса охватыва­ла дрожь, он поджимал хвост и ложился. Приходилось возвращаться к прежним упражнениям и отрабаты­вать заново. Поэтому упражнение с ружьем пришлось расчленить по-эле- ментно: ружье на вешалке, ружье ря­дом на полу, и, наконец, ружье в ру­ках. И вот последняя тренировка: в охотничьем костюме, с ружьем в ру­ках. Начали занятия в апреле, а пер­вого августа пошли с Бойком на охо­ту. От прежнего страха у него не осталось и следа.

В приведенных примерах приме­нялся метод исправления, основанный на ласке и вкусопоощрении. Однако в практике охотников бывают такие случаи порчи, когда собаку можно исправить, лишь применяя метод бо­левого воздействия. Многие лайки страдают тяжелым пороком — уно­сят и поедают отстрелянную белку. Для белковья такая лайка, конечно, совершенно непригодна. По действую­щим правилам испытаний собака с этим пороком лишается права на ди­плом. Однако и этот порок поддается исправлению. В старое, дореволюци­онное время знакомые мне охотники одного из промысловых районов Се­вера успешно избавляли своих собак от «белкоедетва». Во время полайки на белку охотник срубал небольшую (длиной около метра) елочку и при­вязывал к ней бечевку. Бечевку за­правлял между ног собаки и крепил к ее ошейнику. Потом из подручного материала вырубал плеть, а затем отстреливал зверька. Собака, схватив белку, не успевала сделать и двух- трех шагов, как сверху на нее обру­шивались удары и окрик: «нельзя, нельзя». Такой учебы оказывалось вполне достаточно, чтобы собака на­всегда забыла скверную привычку — уносить и пожирать убитую белку.

Был и такой случай в моей охот­ничьей практике. Один знакомый охотник посоветовал для притравки молодой лайки к боровой птице скор­мить горячие потроха первого же би­того тетерева или глухаря. Не имея в то время достаточного опыта, я скормил по анальгин своему моло­дому Воину теплую тушку белки. После этого эксперимента кобелек быстро пристрастился битых белок утаскивать и пожирать. Были исполь­зованы все гуманные средства, чтобы отучить его от этой скверной при­вычки, но безрезультатно. Остава­лось либо отказаться от собаки, либо испробовать дедовский северный ме­тод «лечения». Испытал. И собака была возвращена в строй.

Что касается скармливания моло­дой лайке горячих птичьих потрохов, то вряд ли такая мера полезна и по­высит ее охотничий азарт. Наиболь­шее удовлетворение лайка получает отнюдь не от утоления голода потро­хами, а от возможности давнуть и прикусить отстрелянную птицу. Мой совет неискушенным молодым охот­никам — не скармливайте своим питомцам ни горячие тушки, ни пот­роха: тем самым вы рискуете привить лайке скверную привычку мять и по­едать зверьков и пернатую дичь.

В заключение следует сказать, что успешная работа породной лайки за­висит не только от ее наследственных задатков, но во многом и от самого охотника, от практической работы лайки в лесу, От охотника требуется ровное, спокойное поведение, особен­но по отношению к молодой собаке. На охоте с ней нельзя проявлять нер­возность, кричать и тем более бить собаку. Своим неправильным поведе­нием легко испортить даже отличную помощницу, сделать ее непригодной для охоты.

Худяков П.